Російські вірші

 

 

                                                            Передмова

 

Чутливий, мов мембрана

Є люди, які без жодного вагання і роздумів кидаються на допомогу тим, хто потрапив у біду. Не тільки у своїй душі, а й у кожній жилці вони мають чутливі центри, що одразу ж реагують на перший-ліпший сигнал неблагополуччя.

Такий і Леонід Терехович. Докотилася до нього вістка про трагедію в Грузії навесні 1989 року, і його перо вивело болючі слова: „Нам лишь преподали урок демократии  дубинками по голове!”

Серце поета відгукувалося на кожну подію в країні, воно, як мембрана, здригалося від найтихішого голосу лиха. Отож, без сумніву говоримо: він був справжнім поетом...

В Інтернеті вже є публікації поезій Тереховича, статей про нього. Той, хто цікавиться цим чесним і самовідданим борцем за справедливість, познайомився з ними. Але вони то твори, написані в кінці життя, після нашої розмови, коли я переконав Леоніда писати рідною мовою. А починав він і майже все життя творив російською.

Пригадую, десь на початку 70-х років минулого століття мене викликав полковник КДБ Полікарпов. Він розпитував про Василя Стуса, з яким ми були на семінарі в Одесі 1963 року. А потім несподівано назвав прізвище Тереховича.

Вы же его отлично знаете и, наверное, читали его стихотворение „Задолизы”?  насідав полковник.

Але на той час це прізвище було мені незнайомим, а вірш „Задолизы я прочитав тільки недавно. Вірш жорсткий, грубуватий, але це крик душі. Остання строфа вражає до глибини серця:

 

А над Россией потрясённой,

Поникнув с горя и тоски,

Висят багровые знамёна,

Как слизанные языки!

                                                                 

 

 

В унісон „Задолизам звучить і вірш „Расслоение. Всього чотири рядочки:

„Вверху ЦК, внизу з/к, а посерёдке масса    ни рыба, ни мясо...

         Ці вбивчі вірші продиктовані великою синівською любов'ю до Вітчизни, її  знедолених людей. І тому я не зважаю на лайливість, зневагу до своїх одноплемінників. В той час я підписався б під цим віршем. Сьогодні ж чомусь здається, що і на болючі теми треба писати інакше.

Леонід Терехович був чесним, щирим і справжнім патріотом країни. З відкритим забралом він ішов на мур, який називався Союзом Радянських Соціалістичних Республік. Бо в його душі палало серце Данко, його кликало оте давнє горьківське: Что я сделаю для людей?

Все коротке життя він ніс у душі жертовність і згорів у вогні любові до людей.

Можливо, тільки в кінці шляху, доторкнувшись до рідного слова, розбудивши свої гени, в яких і часточка його діда Якима Тереховича, розстріляного у 1931 році як близького до Спілки Визволення України, він знайшов самого себе.

Та, на жаль, знесилений безплідною боротьбою, поневіряннями, він передчасно згас.

Тепер, коли опубліковані і його російські вірші, образ Леоніда Тереховича, стане чіткішим і яскравішим.

                                      Станіслав Реп'ях

                                                                    

 

     Вопрос из легенды

 

Если гром гремит,

           если буря ревёт,

и дорога становится всё трудней,

и пугаются люди идти вперёд, –

             что я сделаю для людей?

Если чёрная пропасть

                            бед и страданья

           ждёт впереди,

загорится ль

         бессмертное сердце Данко

                 в моей груди?..

Я не знаю,

           смогу ли на это ответить

                    когда нибудь…

Я не знаю,

               моё ли сердце осветит

               трудный путь…

Но если трусость

                            осилит меня,

и я отрекусь от подвига,

вырву сердце,

     в котором не будет огня,

и брошу его

                  людям под ноги!

                                                                1967

 

 

 

   Через борьбу – к победе!

 

 

Бетховен умирал...

                  Сгущалась тень

предсмертной синевою

                                под глазами,

и даже мартовский весенний день

темнел встревоженными небесами...

В бездонной тишине –

                              ритмичный стук...

Стук сердца?

          Иль судьба стучится в двери?  

Глухой,

          он явственно услышал этот звук,

но грозной неизбежности не верил...

С младенчества,

                      как памятный урок,

простую истину усвоил Людвиг:

суров,

        жесток

                    неумолимый рок,

но всё ж, борясь,

                   сильнее рока

                                        люди!

Пусть силы гнева,

                             ненависти,

                                               зла,

ещё повсюду властвуют от века,

бессмертен человек в своих делах,

что утверждают волю Человека!

Сквозь наслоенья тысяч тёмных лет

шумит грядущее

                             грозой ревущей,

в багровых вспышках первых революций

уже далёкий видится рассвет.

Идёт борьба за вечную мечту –

втайне, подспудно –

                                  без побед и славы,

пока что непосильная для слабых,

лиш только великанам по плечу!

В преддверии готовящихся гроз,

которые сорвут замки бастилий,

на грани двух эпох Бетховен рос,

мужая духом,

                      набираясь силы...

Он в росте обогнал свой бурный век,

надеждой

               смело устремлённый в завтра

на том пути,

                      где нет дорожных вех,

лиш неизвестность,

                                 творчество

                                                    и правда.

Годами напряжённого труда

к высокой цели пробиваясь гордо,

он отвечал ударом на удар,

стремясь схватить

                               свою судьбу

                                                    за горло.

В его твореньях клокотал призыв

к борьбе за счастье,

                                 радость и свободу,

неукротимой силой поразив

тех, кто ценил в искустве

                                            только моду.

Без вычурных, изысканных затей,

не для услад скучающего слуха

вскипает в музыке

разгул страстей

и дерзость человеческого духа.

Гремят «фанфары ужаса»...

                                               Гремят,

зовут к победе

                         через все преграды, –

пусть на местах снесённых баррикад

опять растут крутые баррикады!

Борьба и жизнь –

                              понятия равны.

Так лучше смерть,

                            чем смирненькое рабство!

К оружию,

                 вчерашние рабы,

объединяйтесь в боевое братство!

«Объединяйтесь!» –

                                  свой бесстрашный зов

Бетховен обращает к черни голой,

до глубины отверженных низов

доходит этот неподкупный голос...

«Объединяйтесь!» –

                                 в памяти осев,

призыв волнует и влечёт сражаться;

пусть за оружие ещё взялись не все,

но каждый осознал,

                                  что можно взяться!

...Теперь он умирал...

                              Пред ним неслись

обрывки прошлого...

                               В скупых виденьях

возобновлялась прожитая жизнь

в труде,

            в победах,

                           в славе и лишеньях...

Темнели угасавшие глаза...

И вдруг, как чудо,

                             над притихшим домом

нежданно –

                     в марте! –

                                       грянула гроза

со снежной бурей, молниями, громом...

Как будто бы

                        рассерженное небо,

громами победителя стучась,

на непокорного

                          в последний час

хотело опрокинуть чашу гнева.

Бетховен вздрогнул...

                                    В гулкой темноте,

скрывая свет пульсирующих молний,

бродили, задевая за постель,

густые тени

                     призраков безмолвных...

И композитор из последних сил

слегка привстал,

                            от напряженья светел,

и кулаками гневно пригрозил

и всем богам,

                       и всем чертям

                                             на свете!..

...Смерть не пришла.

                                    Он победил.

Пришло

              бессмертие...

Как символ новой эры,

                   бетховенская музыка светло

горит огнём неугасимой веры.

Над гробом гения –

                                  покорна и кротка –

сражённая судьба

                               слепой калекой

отсчитывает годы и века

великого бессмертья

                                     Человека...

                                                                           1971

 

 

 

 

 

         Задолизы

  

У нас уже привычку взяли

вышестоящему лизать…

Десятилетьями лизали

грузинский волосатый зад.

Уж так вылизывали Йосю,

и так он к этому привык,

что задавал нещадно чосу

когда шершавился язык!

Для полноценного служенья

до идеального скольженья

отшлифовались языки

об сталинские кизяки…

Хоть и помучились изрядно,

зато ж и получилось складно!

Полегче стало при Никите, –

задок и мягче, и жирней…

Сумей лишь вовремя смикитить

да половчей лизнуть сумей!

И удивляли всю планету,

показывая простоту.

До блеска зализали… эту…

А оказалось, что не ту…

Но ожила привычка прежняя,

Никиты нет – взялись за Брежнева,

ведь если попросту сказать:

не всё ль равно – кому лизать?

От удовольствия мыча

(высокой чести удостоились!),

теперь удобненько устроились

у ляжек нео-Ильича,

и толстых ягодиц сервизы

облизывают задолизы…

При этом бредят коммунизмом

и по инерции крестят

страну никчёмных задолизов

страной рабочих и крестьян.

А над Россией потрясённой,

поникнув с горя и тоски,

висят багровые знамёна,

как слизанные языки!          

                                                            1971

цей, і кілька віршів нижче, згадуються

у вироку суду 1972р. >>>


                

          На Л.Б.

 

Его назвали Генеральным,

знать, назовут и гениальным,

но всё ж, как истый демократ,

он просторечью был бы рад.

Мечтает он о самой малости:

лишь только бы всегда, во всём,

без всяческой официальности

именоваться – Ильичём!

                                                               1971

 

Расслоение

 

В верху ЦК,

внизу з/к,

а посерёдке масса –

ни рыба, ни мясо…

                                                1971

 

 

О “борьбе с идеологическими диверсиями”

 

Что “Свободу” глушат,

                                        мы к этому привычны,

не вернее было бы

                                опустить кавычки…

                                                                                    1971

 

 

  Кое-что о рекламе

 

Как будто бы идёт облава,

куда ни сунься – слева, справа,

трубит воинственная спесь

одно и тоже: слава,слава

да здравствует КПСС!

Настырная до отвращенья,

сознанье забивает нам

реклама – самовосхваленье,

постыднейшая из реклам.

И вой хвалебный так назойлив,

невольно думаеться: ой ли?

Такая громкая реклама

нужна лишь для гнилого хлама.

Порой невмоготу молчать,

со злостью брякнешь:

                                      “Эй, товарищ,

чем, рекламируя,кричать,

взгляни-ка:

                    не с гнильцой товарец?”

                                                                      1971

 

 

Сказка о работнике Балде

 

Через долгие года

в коммунизм идёт Балда,

          хоть движенье у Балды –

          и ни туды, и ни сюды…

 

Нагрузили на Балду

лом, лопату, кувалду,

          ведь Балде без кувалды –

          и ни туды, и ни сюды…

 

И в жару, и в холода

он построит города,

          много дела у Балды:

          он – и туды, он – и сюды…

 

Шиш получит – не беда:

Он – сознательный Балда,

         хоть без денег для Балды –

         и ни туды, и ни сюды…

 

Не обидели Балду:

он повсюду на виду,

         не балда же наш Балда:

         он у нас – герой труда!

                                                              1967

 

            

              * * *

Напрасно правды не ищи, –

она упрятана надёжно,

и откровенья не найдёшь ты,

лишь попадёшь, как кур во щи.

 

И ничего нельзя исправить,

не высказать начистоту:

у нас научены из правды

искусно делать “клевету”.

 

Всепоглощающий содом,

что силой держится неправой,

грозит жестокою расправой,

грозит неправедным судом…

 

Как страшен перечень потерь!

Но ты, хранящий искру божью,

не убаюкивайся ложью

и злобным выпадам не верь!

                                                                1972

 

            

               * * *

Опять мне дело замутили,

сосватали на пару лет…

Опять тюремные мотивы

размыли песенный куплет…

Былая радость в грусти тонет.

Я песню оборвал свою.

Мычу от боли –

                            не пою, –

и всё нутро

                   утробно стонет.

                                                                 12.12.88

 

 

           * * *

Меня укусили.

                   Предательски.

                                          Больно.

Что ж удивляться –

                                закон бытия…

Стал я доверчив.

                         Забылся невольно.

Поверил собаке:

                           она же – своя!

…Ещё моя кровь

                           у неё на зубах,

а смотрит невинно,

                           хвостом виляет…

Остерегайтесь своих собак!

Больно,

             когда чересчур доверяют.

                                                                          12.12.88

 

 

                 * * *

Жизнь бьёт ключом,

                                 и нипочём

не предсказать её ударов,

хоть весь поток и заключён

в глухой бетон резервуаров.

Несёт меня круговорот

по угловатым стенам камер…

Пытаюсь вырваться вперёд

и снова – головой об камень!

Кручусь с поверхностной лузгой…

А жизнь долбит, забыв усталость,

до сотрясения мозгов,

коль что-нибудь от них осталось.

И не могу, осоловев,

надеяться и возмущаться…

Жизнь бьёт ключом…

                                 (по голове!)

…ключом от запертого счастья…

                                                                          13.12.88

 

               * * *

Не поверю на честное слово,

что мы вышли из зоны огня,

ведь все залпы тридцать седьмого

и поныне метят в меня.

 

Хоть в кольчуге из полувера

я покуда остался цел,

бури взвихренного полувека

палачам не сбивали прицел.

 

Понимаю их силы и методы

и смотрю со смиреньем вола

в пустоту со смертельными метами,

в гипнотический мрак ствола.

 

Он направлен мне прямо в сердце,

он стрелять мне в сердце готов,

он готов на такое ж усердье,

как в разгуле тридцатых годов.

 

Кто ему помешает выстрелить,

если вдруг отдадут приказ?

Что слова не заменят истины,

мы уже убеждались не раз.

 

Судим прошлое…

                           Будь оно проклято!

Будь достойно осуждено!

Ну обсудим, осудим…

                            А проку-то?

Не вернётся ль обратно оно?

 

Ведь гарантий неповторимости

и защиты от культовых бед

в их жестокой непоправимости

и поныне как будто нет…

 

Потому-то я снова и снова

повторяю день ото дня:

не поверю на честное слово,

что мы вышли из зоны огня!

                                                                11.01.89

 

 

 

   Кровавое воскресенье

                

                 Памяти жертв Девятого апреля

 

Тбилиси

             окутан смертельным мраком…

В апрельской ночи

                                гнетущею массой

под лязганье траков

                                  идут палачи. 

Неотвратимость железного хода.

Бессильных протестов тоска.

Как в прежние годы,

                                   против народа

брошены в бой войска.

Уже позабыты округлые жесты,

разливы красивых речей,

и падают,

                падают,

                            падают жертвы

                к ногам палачей.

Потом объяснят:

                   не стреляли каратели

                   не применяли ОВ…

Нам лишь преподали урок демократии –

                   дубинками по голове!

В сердцах

                откликается поступь грузная:

идёт перестройка

                            в рядах палачей!

Безвинно убитых

                            оплакала Грузия

                 у Времени

                 на плече…

                                                                        29.04.89

 

 

   Колокола скорби

 

Над болями нашими,

                           над утратами –

ореол всенародных святынь…

За молчащами Куропатами

в скорбный колокол

                           бьёт Хатынь.

Нужно вслушаться в звуки печальные,

если правду услышать хотим;

и набатно усилит Хатынь

Куропат

             гробовое молчание…

                                                                         14.05.89

  

               Побег

               

                           В. Филоненко

 

Который год свободы не видать!..

А лагерь дремлет по соседству с бором,

и ночь темна,

                      и за глухим забором

свобода – вот она –

                                рукой подать!..

 

Бежать! –

              мечта прокуренных ночей…

И не напрасно с башенного крана

изучены ограда и охрана

до самых незаметных мелочей…

 

Обдуман план. И на подхвате ЗИЛ.

Настил набросан поперёк канавы.

И – в лобовую, сколько будет сил!

И попытайтесь удержать, канальи!..

 

Не подвели бы лишь мостки настила,

да пуля-дура с дуру не настигла,

да лес помог укрыться от собак,

иначе дело беглеца табак!..

 

Вперёд – за неизведанной судьбой,

врываясь в будущее на предельной скорости

все прежние и промахи, и горести

небрежно оставляя за собой!..

 

Отважный риск не пропадает даром.

И разомкнулся строй бетонных плит;

гремит бетон, ломаясь под ударом,

и на свободу дерзкий путь открыт…

 

Теперь – стрелой!

                             Беглец уже на воле,

свершились потаённые мечты…

как крысы, в зоне мечутся менты…

Ищи – свищи,

                       ловите ветра в поле!

 

Не подвели его мостки настила,

и пуля-дура сдуру не настигла,

и от погони лес помог уйти…

И будь здоров!

                         Счастливого пути!

                                                                     15.09.72

 

               * * *

Идут жестокие года –

за сроком срок, –

и жизнь уходит, как вода

                в сухой песок…

 

Таланты были и поклонницы,

и были дерзкие мечты…

А жизнь к закату низко клонится

среди придонной суеты.

 

Мечусь по замкнутому кругу

                       в своём кругу –

за сроком срок –

                              на горе другу,

             на смех врагу.

 

Как будто в роковой окружности

меня злой дух заколдовал…

И больно вспомнить о ненужности

всего, что в жизни создавал.

 

Ни пользы нету, ни вреда

от выстраданных строк…

А жизнь уходит, как вода

          в сухой песок.              

                                                               17.12.88 

 

  

                 * * *

И бредилось возвышенными грёзами,

и верилось в причудливый обман,

и счастье виделось

                            большим и розовым,

прозрачно-невесомым, как туман...

Но налетели жизненные грозы

и размели надуманную блажь,

и оказалось, что пустые грёзы –

сплошной шизофренический мираж.

А жизнь несёт, несёт меня сквозь годы,

       бросает на крутые виражи,

и штормовые ветры непогоды

       вчистую разгоняют миражи.

 

И всё-таки ещё живёт романтика,

хоть, сорванная яростью грозы,

былых мечтаний праздничная мантия

уныло стынет в будничной грязи.

Но никуда я от себя не денусь,

по-молодому грежу наяву;

пока живу, на лучшее надеюсь,

пока надеюсь, я ещё живу!

Мечта моя утерянная,

                                     где ж ты?..

Ищу тебя и верю, что найду,

…и лишь когда исчезнут все надежды,

тогда и сам в небытие уйду…

                                                                       24.12.88

 


 

                   * * *

Москва

                украинский народ

надёжно держит в шорах,                                                 

а в Киеве                                                  

                   не шелеснёт,                                                 

от Шелеста – ни шороха.

                                                     1971 ?

                                             

(П.Шелест - перший секретар ЦК КП України 1963 - 1972 рр.)

 

                                                                

                * * *

 

В литературе Шолохов      

Мог бы сделать шороху

Но какой там шорох

Если держат в шорах.

                                                                                                                                                                        1971 ?   

                                         

Ці два вірші згадуються

у вироку суду 1972 р.

 

Фото з судової справи 1972 р. >>>

(з архіву СБУ м.Чернігів)

 

 

                ВРАГ НАРОДА

 

Хоть и разменял восьмой десяток,

прожитое словно и не в счёт…

У него – здоровье и достаток,

у него – заслуги и почёт.

 

Не признаешь в потолстевшем в меру,

краснолицем и слегка седом,

что свою блестящую карьеру

начал он ещё в тридцать седьмом.

 

Шли его ровесники в науку,

к верстаку, на трактор иль в забой…

Слаб мозгами,

                       но тяжёл на руку,

он успешно овладел судьбой.

 

И, до размышлений не доросший,

доблестный удел не проглядел,

в ведомстве доносов и допросов

стал он Мастером –

                                заплечных дел.

 

Верный стилю рокового года,

не желая думать о другом,

всюду видел он врагов народа,

весь народ

                  был для него врагом!

 

На допросах выбивал признанья,

по доносам правил ордера,

получая за расправы – звания,

за усердье в пытках – ордена.

 

Это ж, видно, по геройски трудно

(кто б такое вынести сумел?):

гнать невинных в лагерную тундру

иль – ещё надёжней – на расстрел!

 

…Но сегодня, памятью повязан,

он о жертвах вспоминать не рад;

персональной пенсией наказан

и придавлен тяжестью наград…

 

И когда средь славных ветеранов

без стыда и он вступает в строй,

забывать о нём как будто рано:

он в отставке,

                       но ещё живой!

                                                                       4.01.88

 

 

Планета Владвысоцкий

 

Далеко-далёко есть планета,

названная именем поэта,

унесла в космическую даль

нашу радость, счастье и печаль…

Годы, словно звёздные метели,

прошумели мимо, отлетели,

но, как прежде, полнятся сердца

голосом народного певца.

 

Не тоскуйте о нём, не скорбите…

Снова слышно: Высоцкий поёт!..

И планетой на дальней орбите

продолжает высокий полёт!

                                                             1988

 

Хрипы загнанных лошадей

 

                 (подражание В. Высоцкому)

 

До предела натянуты вожжи,

губы рвёт нам стальная узда…

до чего ж мы, лошадки,

                                        дожили!..

Подвела нас лихая езда…

 

Лучше было б – спокойно и медленно…

Лучше б тихо –

                          с рысцы на шаг…

Нам пока мука не намелена,

и овса подсыпать не спешат…

 

Но зато подгонять научились

виртуозы кнута и хлыста,

чтобы мы порезвей горячились

исхлестали весь круп от хвоста…

 

«Поднажмите,

                    родные да милые!» –

вот и гоним лихую езду,

тяжко дышим боками мыльными,

исступлённо грызём узду…

                                                                        

Друга частина віршів написаній на російської

мові розміщена у добірці  “Горять хліба”  (після українських).